Проектировщики компании «Геополис» сейчас работают над комплексом обработки ТКО, аналогов которому в России ещё нет. Где он будет расположен? Чем будет отличаться от уже существующих? В чём главная сложность делать то, чего ещё никто не делал? Что изменилось в отрасли за три десятка лет? Можно ли совмещать проектирование объектов по утилизации отходов и музыкальную карьеру?
Наши собеседники: Александр Александрович Лифщиц, генеральный директор компании «Геополис», Сергей Исаев, руководитель технологического сектора компании «Геополис», Александр Борисович Лифшиц, заместитель генерального директора по проектированию (удалённо добавил несколько комментариев).
Лекап_Экология (ЛЭ): Как давно работает компания «Геополис»?
Александр Александрович Лифщиц (ААЛ): Фирма «Геополис» существует с 1988 года. Тогда это был кооператив. Его основателями выступила группа ведущих специалистов в области защиты окружающей среды института Ядерной Геохимии и Геофизики Мингео СССР (ВНИИЯГГ), и в их числе был мой отец Александр Борисович Лифшиц. Сегодня он, к сожалению, не в офисе, а так бы много чего интересного рассказал (дополнил текст интервью при редакции – прим. автора).
ЛЭ: Это изначально была проектная компания?
ААЛ: Да, с самого начала. Начинали c систем дегазации полигонов ТБО, чтобы извлекать свалочный газ. Ряд таких установок работал на нескольких полигонах Московской области (три) в 90-е годы. Первый полигон был спроектирован в 1991-1992 годах, заводы по переработке и сортировке ТКО появились гораздо позже.
ЛЭ: Получается, что компания больше 30 лет занимается экологическими объектами, проектированием объектов в сфере управления отходами. Хотя отношение к этой теме в обществе далеко не однозначное. Чем для вас привлекательная эта отрасль?
АБЛ: Во-первых, это было продолжение научного поиска, начатого во ВНИИЯГГе и сфера приложения готовых научных разработок. Кроме того, специалистам было очевидно, что решение проблемы обращения с отходами является насущно необходимым. Фактически, выражаясь высоким слогом, это вопрос сохранения глобальной экосистемы, который решается на локальном уровне. С таким пониманием своей миссии компания вышла на тогда ещё слаборазвитый рынок экологических услуг.
ЛЭ: Тем более удивительно, потому что в 1990-е годы о красивых полигонах мало кто задумывался…
АБЛ: Да, верно, в нашей стране тогда эта проблема не была приоритетной. Однако в 90-е годы открылась возможность широкого международного сотрудничества, наша компания начала активно участвовать в международных конференциях, публиковать свои материалы в международных специализированных изданиях, интенсивно взаимодействовать с учёными Германии, Голландии, Италии и ряда других стран. Со своими разработками нам даже удалось прорваться на итальянский рынок и реализовать там порядка десятка проектов в разных регионах страны, начиная от пригородов Милана до Сицилии. В результате интенсивного взаимодействия с международным профессиональным сообществом нам удалось понять, что накопленный европейский опыт может быть широко и эффективно применён и у нас в стране. «Красивые полигоны» нужны не только европейцам, но и нам. Для внедрения европейских разработок в нашей стране в 1996 году «Геополис» стал совместным российско-голландским инженерно-консалтинговым предприятием и вошел в состав международного инженерного холдинга «Гронтмай-групп». В таком статусе компания просуществовала до 2006 года, а затем вышла в самостоятельное плавание со статусом чисто российского АО.
ЛЭ: А что вы проектировали?
ААЛ: В основном занимались оценкой газового потенциала полигонов. Я, кстати, тоже участвовал в этих работах будучи студентом. Помню, как мы ходили в Италии по полигонам. Иногда они были еще действующие: ездила техника, летали птицы — это все было довольно эффектно. А мы брали пробы газа из тела полигона. У меня был огромный шпур — метровый гвоздь, тяжеленный, я забивал его кувалдой в тело полигона, потом вытаскивал, папа вставлял пластиковую трубочку, и мы прямо на месте проводили анализ, а потом выдавали расчёты, сколько на полигоне свалочного газа. Для Европы это актуальная тема — электричество-то дорогое. В России электричество дешевое, поэтому интереса к этой теме в те годы не было. А там у нас было боле десятка таких проектов.
ЛЭ: На чём сейчас специализируетесь? Какие проекты в работе?
ААЛ: Сейчас у нас в основном комплексные проекты по обработке и утилизации отходов. Никто уже не делает полигоны отдельно. По новому законодательству все отходы должны проходить сортировку для повторного использования. И надо сказать, работы много.
ЛЭ: Кто заказчики? Их приходится искать или они сами вас находят?
ААЛ: Сейчас нас сами находят. Работы много, мы загружены, но готовы делать еще больше.
ЛЭ: Какой у вас коллектив, сколько человек работает?
Наши собеседники: Александр Александрович Лифщиц, генеральный директор компании «Геополис», Сергей Исаев, руководитель технологического сектора компании «Геополис», Александр Борисович Лифшиц, заместитель генерального директора по проектированию (удалённо добавил несколько комментариев).
Лекап_Экология (ЛЭ): Как давно работает компания «Геополис»?
Александр Александрович Лифщиц (ААЛ): Фирма «Геополис» существует с 1988 года. Тогда это был кооператив. Его основателями выступила группа ведущих специалистов в области защиты окружающей среды института Ядерной Геохимии и Геофизики Мингео СССР (ВНИИЯГГ), и в их числе был мой отец Александр Борисович Лифшиц. Сегодня он, к сожалению, не в офисе, а так бы много чего интересного рассказал (дополнил текст интервью при редакции – прим. автора).
ЛЭ: Это изначально была проектная компания?
ААЛ: Да, с самого начала. Начинали c систем дегазации полигонов ТБО, чтобы извлекать свалочный газ. Ряд таких установок работал на нескольких полигонах Московской области (три) в 90-е годы. Первый полигон был спроектирован в 1991-1992 годах, заводы по переработке и сортировке ТКО появились гораздо позже.
ЛЭ: Получается, что компания больше 30 лет занимается экологическими объектами, проектированием объектов в сфере управления отходами. Хотя отношение к этой теме в обществе далеко не однозначное. Чем для вас привлекательная эта отрасль?
АБЛ: Во-первых, это было продолжение научного поиска, начатого во ВНИИЯГГе и сфера приложения готовых научных разработок. Кроме того, специалистам было очевидно, что решение проблемы обращения с отходами является насущно необходимым. Фактически, выражаясь высоким слогом, это вопрос сохранения глобальной экосистемы, который решается на локальном уровне. С таким пониманием своей миссии компания вышла на тогда ещё слаборазвитый рынок экологических услуг.
ЛЭ: Тем более удивительно, потому что в 1990-е годы о красивых полигонах мало кто задумывался…
АБЛ: Да, верно, в нашей стране тогда эта проблема не была приоритетной. Однако в 90-е годы открылась возможность широкого международного сотрудничества, наша компания начала активно участвовать в международных конференциях, публиковать свои материалы в международных специализированных изданиях, интенсивно взаимодействовать с учёными Германии, Голландии, Италии и ряда других стран. Со своими разработками нам даже удалось прорваться на итальянский рынок и реализовать там порядка десятка проектов в разных регионах страны, начиная от пригородов Милана до Сицилии. В результате интенсивного взаимодействия с международным профессиональным сообществом нам удалось понять, что накопленный европейский опыт может быть широко и эффективно применён и у нас в стране. «Красивые полигоны» нужны не только европейцам, но и нам. Для внедрения европейских разработок в нашей стране в 1996 году «Геополис» стал совместным российско-голландским инженерно-консалтинговым предприятием и вошел в состав международного инженерного холдинга «Гронтмай-групп». В таком статусе компания просуществовала до 2006 года, а затем вышла в самостоятельное плавание со статусом чисто российского АО.
ЛЭ: А что вы проектировали?
ААЛ: В основном занимались оценкой газового потенциала полигонов. Я, кстати, тоже участвовал в этих работах будучи студентом. Помню, как мы ходили в Италии по полигонам. Иногда они были еще действующие: ездила техника, летали птицы — это все было довольно эффектно. А мы брали пробы газа из тела полигона. У меня был огромный шпур — метровый гвоздь, тяжеленный, я забивал его кувалдой в тело полигона, потом вытаскивал, папа вставлял пластиковую трубочку, и мы прямо на месте проводили анализ, а потом выдавали расчёты, сколько на полигоне свалочного газа. Для Европы это актуальная тема — электричество-то дорогое. В России электричество дешевое, поэтому интереса к этой теме в те годы не было. А там у нас было боле десятка таких проектов.
ЛЭ: На чём сейчас специализируетесь? Какие проекты в работе?
ААЛ: Сейчас у нас в основном комплексные проекты по обработке и утилизации отходов. Никто уже не делает полигоны отдельно. По новому законодательству все отходы должны проходить сортировку для повторного использования. И надо сказать, работы много.
ЛЭ: Кто заказчики? Их приходится искать или они сами вас находят?
ААЛ: Сейчас нас сами находят. Работы много, мы загружены, но готовы делать еще больше.
ЛЭ: Какой у вас коллектив, сколько человек работает?
В компании порядка 20 проектировщиков, и еще около 15 специалистов, с которыми мы взаимодействуем дистанционно, но на постоянной основе. Получается примерно 35 человек. За последний год мы заметно подросли. Хотя с набором людей сейчас очень сложно.
ЛЭ: Как раз хотела об этом спросить…
ААЛ: Проектировщики — сегодня штучный товар, дорогой. Мы постоянно проводим собеседования. В конце прошлого года у нас вырос объём заказов, и мы начали активно искать новые кадры. Найти грамотного специалиста, удержать его — задача непростая. И порой дело даже не в зарплате. Люди меняют место работы не только из-за денег, параллельно есть запрос на новый коллектив, интересные проекты. У нас сейчас в работе как раз такие крупные объекты.
ЛЭ: Что и где сейчас проектируете?
ААЛ: Например, большой комплекс в Луганской области.
ЛЭ: Что входит в этот комплекс?
Сергей Исаев (СИ): Сортировка ТКО, сортировка КГО, обработка отходов строительства и ремонта, компостирование органо-минерального отсева, цех по кондиционированию, то есть по очистке от компостированной массы.
ЛЭ: Это что-то новенькое и прогрессивное… В чём суть технологии?
СИ: В компосте много разных включений: например, стекла порядка 17%, разные полимеры и так далее. Всё это надо почистить. Сначала надо получить сам компост, потом пропустить через барабанный грохот, извлечь дополнительно тяжелые металлы и потом очистить воздушным сепаратором типа «зигзаг» от тяжелых включений и попавшего стекла. В результате на выходе получаем компост, который регламентирован ГОСТом.
ЛЭ: Кондиционирование в данном случае означает доведение до кондиции?
СИ: Да, всё верно.
ЛЭ: Какая мощность объектов?
СИ: Мощность всего объекта 525 тысяч тонн. Из них 350 тысяч тонн – ТКО, 60 тысяч тонн - крупногабаритные отходы, 60 тысяч тонн - отходы строительства и ремонта, около 9 тысяч тонн медицинских отходов. И есть отдельная категория - необрабатываемые отходы третьего класса, которые подлежат захоронению. И впервые в России у нас будет цех по пиролизу.
ЛЭ: Какой материал получается в результате пиролиза? Жидкое топливо?
СИ: В результате пиролиза мы получаем две полезные фракции. Первая —это, собственно, пиролизное топливо, или как его ещё называют, пиролизное масло, которое можно использовать, как печное топливо. Либо как сырье для производства моторных топлив. И вторая полезная фракция — углерод, который можно использовать, например, в технологических процессах на металлургических заводах. Либо на предприятиях резинотехнической отрасли. Сейчас мы работаем над тем, как очистить и подготовить входящий материал для этих задач.
ЛЭ: Есть ли уже подобные комплексы по обработке ТКО в России?
СИ: В России это будет первый комплекс с таким набором объектов и цехом компостирования в таком исполнении. На следующем объекте цех по кондиционированию будет ещё лучше: там уже будет извлекаться стекло, как сырье для стекольной промышленности по ГОСТу, то есть будет производиться его соответствующая очистка.
ЛЭ: Какие еще проекты у вас в работе?
ААЛ: Три проекта рекультивации в Архангельской области. Плюс четыре комплекса по обработке ТКО. Кроме Луганска, ещё один в новом регионе, а также в Севастополе и в Томске.
ЛЭ: Новый комплекс в Луганске предполагает решение задач, которыми раньше заниматься не приходилось. Откуда берёте для этого специалистов?
ААЛ: У нас есть Сергей Николаевич, руководитель технологического сектора, есть главный инженер компании Кирилл Горячкин. Это люди с очень большим опытом и широким техническим кругозором. Несмотря на то, что для Сергея Николаевича это новая история, он всё внимательно изучает и разбирается, как это должно работать. С пиролизом также немного работал Александр Борисович Лифшиц. У нас были попытки внедрить пиролизные установки на другие объекты, но там это не пошло, а здесь всё получилось. Кроме того, мы взаимодействуем с российскими разработчики пиролизных технологий и производителями оборудования, которые имеют многолетний опыт использования данной технологии.
ААБ: Термо-химическая переработка фракций ТКО — задача не самая простая. Во-первых, надо подобрать реально работающий реактор. Это основа пиролизного цеха. На рынке существуют дискретно работающие вертикальные реакторы малой производительности, не пригодные для применения на крупных комплексах. Поэтому основной вызов в наших текущих проектах создание непрерывно работающей, высокопроизводительной линии низкотемпературного пиролиза, которая позволяет утилизировать десятки тысяч тонн определённых фракций ТКО в год. При этом, кроме самих реакторов, крайне важное значение приобретают такие вспомогательные инженерные системы, как подачи сжатого воздуха, подготовки и циркуляции хладагента, отвода и очистки газов и т.п. Достаточно, сказать, что на одном из контуров, охлаждения температура понижается на порядок.
ЛЭ: Александр, Вы сказали, что сейчас работы много, проекты интересные, большие, а раньше было по-другому?
ААЛ: Был тяжелый период во время пандемии. Мы как раз зашли с одним проектом в Главгосэкспертизу, и произошёл локдаун. Было трудно переходить на новые технологии, когда нельзя стало ездить в офис. Для проектировщиков легче всего решать вопросы, подойдя к столу, посмотрев на чертежи, за 5 минут всё обсудить и двигаться дальше. А когда мы начали работать через Zoom, согласовывать многократно чертежи, работа резко замедлилась.
Но в конце 2022 у нас произошло заметное движение вперёд. Да и в отрасли тоже пошли положительные изменения. На реализацию проектов в этой сфере сегодня выделяется большое финансирование.
ЛЭ: А изменилось ли отношение к экологическим проектам?
ААЛ: Тема, однозначно, стала актуальной. Появились люди, которые сами дома сортируют мусор, собирают вторичку, у меня есть друзья, которые тоже этим занимаются, хотя раньше никакого интереса не проявляли. То есть отбор и переработка отходов стали трендом. И денег в отрасли стало больше. Но при этом усложнилось проектирование, особенно в части экологии. Если лет 10 назад экологи писали документ на 100 страниц, то сейчас это 8 томов, где в мельчайших деталях просчитано и прописано воздействие объекта на окружающую среду. Экологи — теперь главные потребители всей нашей документации. Они запрашивают информацию у технологов, конструкторов, архитекторов и т.д., обрабатывают её, проводят свои расчёты и показывают, что объект не наносит серьёзного вреда окружающей среде, все воздействия допустимы.
ЛЭ: Как Вы относитесь к увеличению требований?
ААЛ: Как гражданин, я это всё поддерживаю. А как руководитель проектной организации «плачу», но исполняю.
ЛЭ: Как это все влияет на сроки проектирования?
ААЛ: Ощутимо. Если лет 10 назад можно было запроектировать объект, не включая изыскания, месяца за три, то сейчас самый минимум — это полгода. И во многом увеличение сроков связано с экологической документацией. Сроки увеличились, но заказчики этого не понимают. Просят выполнить проектирование и получить положительное заключение Главгосэкспертизы за 9 месяцев, а это невозможно. Мы объясняем и показываем, что нам потребуется 13 месяцев. Но кто-то обещает выполнить быстрее, берется за работу, а потом, видимо, просто продлевает сроки.
ЛЭ: А что еще сегодня усложняет процесс проектирования?
ААЛ: Всё что угодно. Бывает, что уже под конец проектирования появляется какое-то непреодолимое препятствие. У нас был случай, когда перед заходом в экспертизу, выяснилось, что на земельном участке есть полезные ископаемые. То есть это относится к исходным данным, которые заказчик должен был предоставить в самом начале пути. Проект пошёл в утиль.
Бывают сложности с согласованием технических условий, подключением к электросетям, воде и др. Мы получаем некий драфт этих технических условий, а к моменту захода в экспертизу выясняется, что ничего это нет.
Поэтому очень важно и удобно, когда со стороны заказчика есть люди, которые понимают процесс проектирования и процесс создания объекта в целом. А когда таких людей нет, зачастую возникает недопонимание.
ЛЭ: А как санкции повлияли на вашу работу? Насколько кардинально пришлось перестраиваться?
СИ: Санкции, действительно, повлияли: много времени и сил ушло на поиск аналогичного оборудования. К тому же мы не знаем, как оно покажет себя в работе через 3-5 лет. То есть существуют технологические риски эксплуатации будущих заводов, потому что массовой эксплуатации оборудования, которое пришло на замену, в России не было.
ЛЭ: Что думаете про китайское оборудование?
СИ: Мы ездили в этом году в Китай, смотрели, изучали, выглядит вроде бы прилично. Но в мусоросортировке мы пока его не использовали, а вот в переработке электроники, бытовой и электрической техники уже запроектировали. В течение ближайших двух лет это приобретёт, думаем, более массовый характер.
ЛЭ: А что касается российских производителей, с кем чаще всего работаете?
ААЛ: Гидромаш, Хусманн, Экомаш. У нас ни с кем нет эксклюзива, мы со всеми работаем на равных условиях. Мы, как проектировщики, не можем навязывать какое-то решение. Когда готовим технологические решения, запрашиваем данные у всех производителей, а потом уже происходит выбор. Но открытым остается вопрос по оптике.
СИ: Что касается оптики, тут можно похвалить ребят из Калуги («Эрга»). Они сделали достойный оптический сепаратор, воздушный сепаратор, они делают очень хорошие барабаны, магнитные и вихретоковые сепараторы. В ноябре будет Всероссийский стекольный форум, где мы хотим познакомиться с воронежскими производителями оптических сепараторов. Их очень хвалят сами стекольщики.
ЛЭ: Александр, что Вас мотивирует, вдохновляет, заставляет работать в этой отрасли, несмотря на все сложности?
ААЛ: Мне хочется делать классные комплексы, и чтобы их правильно эксплуатировали. Можно хорошо запроектировать, но плохо построить, или хорошо запроектировать и построить, но плохо эксплуатировать, красивые и дорогие агрегаты могут в итоге просто не работать. Мне хочется, чтобы хорошие идеи были также достойно реализованы. Надо повышать общую культуру в экологической сфере, в отрасли управления отходами, чтобы все участники процесса ответственно подходили к своему делу, чтобы еще в школе детям рассказывали, что такое отходы и что с ними делать. И я вижу, что отрасль развивается в этом направлении, руководство страны задаёт правильные ориентиры, целевые показатели по переработке отходов, и меня это мотивирует.
ЛЭ: Александр, на что остается время, кроме работы?
ААЛ: На музыку. Играю на бас-гитаре в группе «Вельвет». Приходите на наши концерты!
Беседовала журналист Татьяна Целищева
ЛЭ: Как раз хотела об этом спросить…
ААЛ: Проектировщики — сегодня штучный товар, дорогой. Мы постоянно проводим собеседования. В конце прошлого года у нас вырос объём заказов, и мы начали активно искать новые кадры. Найти грамотного специалиста, удержать его — задача непростая. И порой дело даже не в зарплате. Люди меняют место работы не только из-за денег, параллельно есть запрос на новый коллектив, интересные проекты. У нас сейчас в работе как раз такие крупные объекты.
ЛЭ: Что и где сейчас проектируете?
ААЛ: Например, большой комплекс в Луганской области.
ЛЭ: Что входит в этот комплекс?
Сергей Исаев (СИ): Сортировка ТКО, сортировка КГО, обработка отходов строительства и ремонта, компостирование органо-минерального отсева, цех по кондиционированию, то есть по очистке от компостированной массы.
ЛЭ: Это что-то новенькое и прогрессивное… В чём суть технологии?
СИ: В компосте много разных включений: например, стекла порядка 17%, разные полимеры и так далее. Всё это надо почистить. Сначала надо получить сам компост, потом пропустить через барабанный грохот, извлечь дополнительно тяжелые металлы и потом очистить воздушным сепаратором типа «зигзаг» от тяжелых включений и попавшего стекла. В результате на выходе получаем компост, который регламентирован ГОСТом.
ЛЭ: Кондиционирование в данном случае означает доведение до кондиции?
СИ: Да, всё верно.
ЛЭ: Какая мощность объектов?
СИ: Мощность всего объекта 525 тысяч тонн. Из них 350 тысяч тонн – ТКО, 60 тысяч тонн - крупногабаритные отходы, 60 тысяч тонн - отходы строительства и ремонта, около 9 тысяч тонн медицинских отходов. И есть отдельная категория - необрабатываемые отходы третьего класса, которые подлежат захоронению. И впервые в России у нас будет цех по пиролизу.
ЛЭ: Какой материал получается в результате пиролиза? Жидкое топливо?
СИ: В результате пиролиза мы получаем две полезные фракции. Первая —это, собственно, пиролизное топливо, или как его ещё называют, пиролизное масло, которое можно использовать, как печное топливо. Либо как сырье для производства моторных топлив. И вторая полезная фракция — углерод, который можно использовать, например, в технологических процессах на металлургических заводах. Либо на предприятиях резинотехнической отрасли. Сейчас мы работаем над тем, как очистить и подготовить входящий материал для этих задач.
ЛЭ: Есть ли уже подобные комплексы по обработке ТКО в России?
СИ: В России это будет первый комплекс с таким набором объектов и цехом компостирования в таком исполнении. На следующем объекте цех по кондиционированию будет ещё лучше: там уже будет извлекаться стекло, как сырье для стекольной промышленности по ГОСТу, то есть будет производиться его соответствующая очистка.
ЛЭ: Какие еще проекты у вас в работе?
ААЛ: Три проекта рекультивации в Архангельской области. Плюс четыре комплекса по обработке ТКО. Кроме Луганска, ещё один в новом регионе, а также в Севастополе и в Томске.
ЛЭ: Новый комплекс в Луганске предполагает решение задач, которыми раньше заниматься не приходилось. Откуда берёте для этого специалистов?
ААЛ: У нас есть Сергей Николаевич, руководитель технологического сектора, есть главный инженер компании Кирилл Горячкин. Это люди с очень большим опытом и широким техническим кругозором. Несмотря на то, что для Сергея Николаевича это новая история, он всё внимательно изучает и разбирается, как это должно работать. С пиролизом также немного работал Александр Борисович Лифшиц. У нас были попытки внедрить пиролизные установки на другие объекты, но там это не пошло, а здесь всё получилось. Кроме того, мы взаимодействуем с российскими разработчики пиролизных технологий и производителями оборудования, которые имеют многолетний опыт использования данной технологии.
ААБ: Термо-химическая переработка фракций ТКО — задача не самая простая. Во-первых, надо подобрать реально работающий реактор. Это основа пиролизного цеха. На рынке существуют дискретно работающие вертикальные реакторы малой производительности, не пригодные для применения на крупных комплексах. Поэтому основной вызов в наших текущих проектах создание непрерывно работающей, высокопроизводительной линии низкотемпературного пиролиза, которая позволяет утилизировать десятки тысяч тонн определённых фракций ТКО в год. При этом, кроме самих реакторов, крайне важное значение приобретают такие вспомогательные инженерные системы, как подачи сжатого воздуха, подготовки и циркуляции хладагента, отвода и очистки газов и т.п. Достаточно, сказать, что на одном из контуров, охлаждения температура понижается на порядок.
ЛЭ: Александр, Вы сказали, что сейчас работы много, проекты интересные, большие, а раньше было по-другому?
ААЛ: Был тяжелый период во время пандемии. Мы как раз зашли с одним проектом в Главгосэкспертизу, и произошёл локдаун. Было трудно переходить на новые технологии, когда нельзя стало ездить в офис. Для проектировщиков легче всего решать вопросы, подойдя к столу, посмотрев на чертежи, за 5 минут всё обсудить и двигаться дальше. А когда мы начали работать через Zoom, согласовывать многократно чертежи, работа резко замедлилась.
Но в конце 2022 у нас произошло заметное движение вперёд. Да и в отрасли тоже пошли положительные изменения. На реализацию проектов в этой сфере сегодня выделяется большое финансирование.
ЛЭ: А изменилось ли отношение к экологическим проектам?
ААЛ: Тема, однозначно, стала актуальной. Появились люди, которые сами дома сортируют мусор, собирают вторичку, у меня есть друзья, которые тоже этим занимаются, хотя раньше никакого интереса не проявляли. То есть отбор и переработка отходов стали трендом. И денег в отрасли стало больше. Но при этом усложнилось проектирование, особенно в части экологии. Если лет 10 назад экологи писали документ на 100 страниц, то сейчас это 8 томов, где в мельчайших деталях просчитано и прописано воздействие объекта на окружающую среду. Экологи — теперь главные потребители всей нашей документации. Они запрашивают информацию у технологов, конструкторов, архитекторов и т.д., обрабатывают её, проводят свои расчёты и показывают, что объект не наносит серьёзного вреда окружающей среде, все воздействия допустимы.
ЛЭ: Как Вы относитесь к увеличению требований?
ААЛ: Как гражданин, я это всё поддерживаю. А как руководитель проектной организации «плачу», но исполняю.
ЛЭ: Как это все влияет на сроки проектирования?
ААЛ: Ощутимо. Если лет 10 назад можно было запроектировать объект, не включая изыскания, месяца за три, то сейчас самый минимум — это полгода. И во многом увеличение сроков связано с экологической документацией. Сроки увеличились, но заказчики этого не понимают. Просят выполнить проектирование и получить положительное заключение Главгосэкспертизы за 9 месяцев, а это невозможно. Мы объясняем и показываем, что нам потребуется 13 месяцев. Но кто-то обещает выполнить быстрее, берется за работу, а потом, видимо, просто продлевает сроки.
ЛЭ: А что еще сегодня усложняет процесс проектирования?
ААЛ: Всё что угодно. Бывает, что уже под конец проектирования появляется какое-то непреодолимое препятствие. У нас был случай, когда перед заходом в экспертизу, выяснилось, что на земельном участке есть полезные ископаемые. То есть это относится к исходным данным, которые заказчик должен был предоставить в самом начале пути. Проект пошёл в утиль.
Бывают сложности с согласованием технических условий, подключением к электросетям, воде и др. Мы получаем некий драфт этих технических условий, а к моменту захода в экспертизу выясняется, что ничего это нет.
Поэтому очень важно и удобно, когда со стороны заказчика есть люди, которые понимают процесс проектирования и процесс создания объекта в целом. А когда таких людей нет, зачастую возникает недопонимание.
ЛЭ: А как санкции повлияли на вашу работу? Насколько кардинально пришлось перестраиваться?
СИ: Санкции, действительно, повлияли: много времени и сил ушло на поиск аналогичного оборудования. К тому же мы не знаем, как оно покажет себя в работе через 3-5 лет. То есть существуют технологические риски эксплуатации будущих заводов, потому что массовой эксплуатации оборудования, которое пришло на замену, в России не было.
ЛЭ: Что думаете про китайское оборудование?
СИ: Мы ездили в этом году в Китай, смотрели, изучали, выглядит вроде бы прилично. Но в мусоросортировке мы пока его не использовали, а вот в переработке электроники, бытовой и электрической техники уже запроектировали. В течение ближайших двух лет это приобретёт, думаем, более массовый характер.
ЛЭ: А что касается российских производителей, с кем чаще всего работаете?
ААЛ: Гидромаш, Хусманн, Экомаш. У нас ни с кем нет эксклюзива, мы со всеми работаем на равных условиях. Мы, как проектировщики, не можем навязывать какое-то решение. Когда готовим технологические решения, запрашиваем данные у всех производителей, а потом уже происходит выбор. Но открытым остается вопрос по оптике.
СИ: Что касается оптики, тут можно похвалить ребят из Калуги («Эрга»). Они сделали достойный оптический сепаратор, воздушный сепаратор, они делают очень хорошие барабаны, магнитные и вихретоковые сепараторы. В ноябре будет Всероссийский стекольный форум, где мы хотим познакомиться с воронежскими производителями оптических сепараторов. Их очень хвалят сами стекольщики.
ЛЭ: Александр, что Вас мотивирует, вдохновляет, заставляет работать в этой отрасли, несмотря на все сложности?
ААЛ: Мне хочется делать классные комплексы, и чтобы их правильно эксплуатировали. Можно хорошо запроектировать, но плохо построить, или хорошо запроектировать и построить, но плохо эксплуатировать, красивые и дорогие агрегаты могут в итоге просто не работать. Мне хочется, чтобы хорошие идеи были также достойно реализованы. Надо повышать общую культуру в экологической сфере, в отрасли управления отходами, чтобы все участники процесса ответственно подходили к своему делу, чтобы еще в школе детям рассказывали, что такое отходы и что с ними делать. И я вижу, что отрасль развивается в этом направлении, руководство страны задаёт правильные ориентиры, целевые показатели по переработке отходов, и меня это мотивирует.
ЛЭ: Александр, на что остается время, кроме работы?
ААЛ: На музыку. Играю на бас-гитаре в группе «Вельвет». Приходите на наши концерты!
Беседовала журналист Татьяна Целищева